Николай Смирнов
Что человеку гибель
мирозданья –
Пусть меркнет неба звёздная
порфира:
Страшитесь же иного
угасанья:
Мрак разума ужасней мрака
мира!
А. Л. Чижевский
«В минуты особых состояний, которые поэты издревле называют вдохновением, мне кажется, что моё сердце извергает пламень, который вот-вот вырвется наружу…»
А. Л. Чижевский
Нынешний год – особенный.
Одно перечисление круглых дат, так или иначе связанных с освоением космоса,
заняло бы много места. 110 лет со дня рождения Александра Леонидовича
Чижевского – из этого списка.
К вящему сожалению, это имя,
наряду с именами остальных русских космистов, вспоминают лишь изредка – во
время академических конференций и в узких научных дискуссиях. Целая когорта
выдающихся представителей отечественной культуры (а столь масштабные учёные,
как Богданов, Умов, Обручев, Вернадский, Чижевский, Ефремов – явление
общекультурное) не освящает своим авторитетом поиск будущего России, не
является духовным ориентиром нового поколения. У государственных мужей иные
планы…
Род Чижевский полон славными представителями. Прадед
Никита Васильевич участвовал в знаменитых походах Суворова и Кутузова, был более чем в двадцати сражениях, десятки
раз ходил в атаки, имел свыше сорока ранений, четырнадцать детей и умер в
возрасте ста одиннадцати лет.
Отец Леонид Васильевич был артиллеристом. Ещё
поручиком изобрёл командирский угломер для стрельбы артиллерии по невидимой
цели с закрытых позиций. Но великий князь Сергей Михайлович, стоявший во главе
российской артиллерии, сказал: «Русские не должны прятаться за укреплениями, а
разить врага в лоб». Отец всячески способствовал развитию поискам гениального
сына, как и сестра рано его умершей жены – матери Александра. Знание точных
наук совмещалось c ранних лет с чтением стихов и наблюдениями за звёздным
небом. Педагогическая же деликатность отца хорошо характеризуется в пожелании
перед первым посещением гимназии: «Рекомендую
тебе, Шура, не подъезжать к самой гимназии, а выйти из экипажа раньше: ведь там
учатся разные дети, среди них есть и бедные. Благороднее и лучше особенно ничем
не выделяться. Впрочем, делай, как знаешь!»
С 1913 года Чижевские жили в
тихой провинциальной Калуге, куда перевели Леонида
Васильевича. В
1913-1914 годах Александр Леонидович учился в частном реальном училище, а с
1914 по 1922 год он одновременно занимался в Московском университете,
коммерческом и археологическом институтах. В Калуге он познакомился с
Константином Эдуардовичем Циолковским. Поразительна была их дружба – особенно
если вспомнить о 40-летней разнице в возрасте, – дружба, которая продолжалась
два десятилетия, вплоть до смерти основоположника ракетостроения. Два
гения-чудака, подвергаемые насмешкам, шельмованию не только со стороны унылых
обывателей, но и многих учёных, – они поддерживали друг друга, помогали в труде
и борьбе.
…Успел молодой учёный и повоевать. В 1916 году с
разрешения отца он поехал вольноопределяющимся в артиллерийскую бригаду на
Галицийский фронт. Прослужил недолго, так как был ранен и контужен, награждён
солдатским Георгием, и вскоре демобилизован. Оба – и отец, и сын – приняли
Октябрьскую революцию.
Философия Чижевского
относится к космизму – феномену, возникшему в России и органически ей
принадлежащему. Извечное стремление русского человека к целостности и
постановке предельных вопросов бытия синтезировалось на рубеже XIX-ХХ
века с переворотом в сознании, породившим символизм в искусстве, теорию
относительности в физике, историческую антропологию, теорию бессознательного в
психологии. В России этот переворот особенно глубоко оказался связан с
мировоззренческим взрывом. Появились оригинальные русские религиозные философы,
впервые в православии заговорившие о четвёртой божественной ипостаси –
Софии-Премудрости, под которой понимали в том числе и одушевлённую Вселенную, о
всеединстве и соборности как пути несовершенной вселенной к Богу.
В науке ряд синтетических
умов подошёл вплотную к осознанию того, что от мировоззрения учёного напрямую
зависит цель его исследования, его ход и истолкование результатов. И чем шире
такая картина мира, тем проще новые истины войдут в практический обиход. Это
так называемый рефлекс высшей цели, её зов, словно бы пойманный в перекрестье
прицела луч из будущего, по которому предстоит отправиться в это самое
космическое будущее.
Согласно философии научного
космизма, Земля и человек – открытые системы, они существуют не сами по себе,
изолированно от космоса, но всячески связаны с ним, подвержены непознанным пока
влияниям космических объектов и представляют собой этап развития материи, общий
для всего мироздания.
«Мы привыкли
придерживаться грубого и узко антифилософского взгляда на жизнь как на
результат случайной игры только земных сил. Это, конечно, неверно. Жизнь же,
как мы видим, в значительно большей степени есть явление космическое, чем земное.
Она создана воздействием творческой динамики Космоса на инертный материал
Земли. Она живёт динамикой этих сил, и каждое биение органического пульса
согласовано с биением космического сердца – этой грандиозной совокупности
туманностей, звёзд, Солнца и планет» [1, c.18].
Взгляд для науки совершенно
новый, поражающий своей дерзостью и стремлением охватить всю необъятность мира,
с другой стороны – едва ли не банальный, ибо истине: «Человек – микрокосм»
немало веков. Но проблема в том, что «…мы
так привыкли к жалкой посредственности, что великие истины ослепляют нас, как
Солнце, если посмотреть прямо на него» [1, c.165].
Подобно Копернику, Чижевский
разрушал геоцентризм и завершил этот процесс в его последнем укрытии – науках о человеке и жизни. Перед ним открылся
образ поверхности нашей планеты как отражения, в которое, как в зеркало,
упирается Солнце своим светоносным взором. И всякое изменение в солнечном
настроении немедленно отражается в том, что происходит в тонкой плёнке
биосферы, окутывающей небольшой холодный каменный шар, наматывающий миллиарды
кругов вокруг этого сверхпристального пылающего ока.
В марте 1918 года (всего-то
в 21 год!) он защитил в МГУ докторскую
диссертацию, суть которой которая спустя 6 лет была оформлена в брошюру
«Физические факторы исторического процесса». Оппонентами были знаменитые
историки Платонов и Кареев.
Суть открытия заключалась в
том, что происходящие примерно каждые 11 лет солнечные выбросы оказывают прямое
воздействие на психику, на поведение людей. Дополнительная солнечная энергия
электризует, динамизирует процессы, играя роль катализатора. Да и не
удивительно – нас отделяют от Солнца
всего лишь сто девять его диаметров; в качестве модели можно представить себе
крупный апельсин и на расстоянии пятнадцати метров – миллиметровая в диаметре
бусина.
Именно на эти 2-3-летние промежутки максимальной солнечной
активности приходятся начала основных событий, изучаемых нами в истории, –
войн, революций, волнений людей, восстаний… При этом вовсе не обязательно, что
в эти годы будет происходить что-то страшное. Но обязательно будет что-то происходить. Страшное происходит, когда
человек оказывается игрушкой в руках непознанного. Дело же и призвание человека
разумного – узнав о закономерности, соответствующим образом подготовиться к
переработке дополнительной энергии.
«А почему бы не попытаться нам наполнить импульс,
идущий из космических глубин, нужным нам, вполне нами продуманным содержанием?»
[2, c.682].
Одной из интересующих учёного областей была телепатия.
Знакомство с дрессировщиком Дуровым и психиатром Бехтеревым, наблюдение за
соответствующими экспериментами, произвели на него неизгладимое впечатление.
Мыслитель
понимал, что усвоение человеком, личностью космической энергии – оборотная
сторона серьёзного исследования космоса, которое, в свою очередь, неизбежно.
Бессмысленно подходить к новым явлениям со старым вооружением. Первое же
вооружение человека – это его душа. Чижевский не знал о трудах Рерихов,
наполненных призывами обратить самое пристальное внимание на психическую энергию
и расширение сознания. Но идеи недаром «витают
в воздухе». То, что актуально, рождается одновременно в головах у многих
талантливых, открытых новому веку людях.
«Потенциал человеческой фантазии неисчерпаем. Но
совершенно невообразимо, какую энергию должна будет развить психика, чтобы
приучить себя к бездонным просторам Космоса, к его черноте с колючими звёздами,
к беспредельному одиночеству в нём» [1, c.40].
Сиянье звёзд
– для сердца утешенье!
Минует всё: и
жизнь, и жизни беды,
А новое чужое
поколенье
Увидит также
слёзы Андромеды!
Луна-фантом
взошла – и помертвела –
Над одиноким
телом
Затеплится
зелёная Капелла.
И меж тобой и
Космосом эфирным
Возникнут
гармонические хоры,
Приветствуя
сочувствием всемирным
Тебя, о перл
Великого Скульптóра!
Это стихотворение написано Александром Леонидовичем почти за полвека до выхода в свет знаменитого романа другого выдающегося мыслителя-космиста – Ивана Антоновича Ефремова, который был младше Чижевского всего на 10 лет, но представлял собой уже совершенно иное поколение. Роман, публиковавшийся одновременно с запуском первого спутника (обоим сегодня ровно полвека), был назван «Туманность Андромеды»; в нём земляне ноосферного будущего в числе прочего посылают звездолёт осваивать новую планету – в систему зелёной звезды…
Параллельно Чижевский активно экспериментирует с электрически заряженными частицами разной полярности – ионами. Это стало отправной точкой для создания феномена «люстры Чижевского», искусственной аэроионизации в лечебных целях. В 1918-1919 годах он вдобавок преподаёт русский язык и литературу на калужских пехотных командных курсах. Под лабораторию были заняты несколько комнат его калужского дома. Советское правительство оказывало содействие работам учёного: дом охранялся от заселения и реквизиции. В 1922 году он начал работать в Москве в археологическом институте, в практической лаборатории зоопсихологии Главнауки, в центральной лаборатории ионификации.
В его
изысканиях сплетаются воедино общая биология, история, физиология, медицина,
метеорология и астрономия. Кредо, которое было сформулировано его старшим
современником Вернадским, – необходимость
специализации не по наукам, а по проблемам – творчество Чижевского, как и
других космистов, иллюстрирует великолепно. Все открытия этих учёных лежат на
стыке наук, носят характер синтетический. Если сам Вернадский основал
биогеохимию, Ефремов – тафономию (синтез палеонтологии и геологии), то
Чижевский – гелиобиологию.
За границей его идеи были
встречены с огромным энтузиазмом, Чижевского избрали почётным членом нескольких
академий. Директора института биофизики, в котором Чижевский одно время
работал, засыпали вопросами относительно работ его сотрудника. Это сыграло
негативную роль, и отношения
начальством вконец испортились.
Знаменитый шведский учёный Сванте Аррениус, сыгравший главную роль в
термодинамических воззрениях Циолковского и отстаивавший вечную молодость
Вселенной, не признававший энтропийного угасания открытых систем, позвал
Чижевского сотрудничать к себе. Стараниями Луначарского, Горького и Чичерина
была организована поездка за границу. За два дня до отъезда Чичерин вызвал
Чижевского и сообщил, что по не зависящим от него причинам поездка отменяется…
Чижевский тонко подметил впоследствии, что, возможно,
оно было и к лучшему – авторитетная воля Аррениуса не наложилась на научную
миссию молодого учёного.
Подлинный
учёный – это тот, кто безбоязненно подходит к самым сложным вопросам и
принимает во внимание все факты. В ХХ веке роль науки чрезвычайно увеличилась,
поэтому научные и околонаучные споры всё больше стали оказывать
непосредственное влияние на мир, на знакомство людей с практическими
результатами того или иного открытия. А также на тот образ мира, который под
названием «научная картина мира» авторитетно утверждался.
Но учёный –
прежде всего человек, человеку же часто свойственно скрывать плохо осознаваемые
стремления и побуждения под маской социальной роли (если такое раздвоение
осознаётся, то мы говорим, что человек лицемер), свода неких правил, толкуемых
в каждом конкретном случае соответственно. Такими «учёными» наука
воспринимается сводом нерушимых догм, а критика новых идей – нарушением
существующего миропорядка. По сути, яростное неприятие церковниками теории
Коперника имело ту же причину. Но если церковь по определению догматична, то
сама суть науки заключается в беспрестанном развитии: накоплении нового опыта и
его осмысления, применении новых подходов, расширении знания об окружающем
мире.
Чижевский
громогласно осмеивался как «мракобес», «солнцепоклонник», «язычник», и если бы
не поддержка отдельных «сильных мира сего» – например, наркома здравоохранения
Семашко, защитившего Чижевского перед Сталиным, или Алексея Петровича Павлова,
судьба учёного была бы много печальнее.
«Из-за Солнца в те годы велись подлинные битвы, у
меня требовали официального отказа от собственных многолетних исследований,
требовали покаяния и публичного осквернения собственных работ и отречения от
них. Это требование было даже зафиксировано в протоколах ВАСХНИЛ. Но я долго крепился,
подобно Галилею, и не произнёс хулы на науку» [1, c. 528].
Понимание неизбежности такого будущего было у Чижевского с молодости – он был очень мудр, и в стихах высказывался образно и ёмко:
И вновь и вновь взошли на
Солнце пятна,
И омрачились трезвые умы,
И пал престол, и были
неотвратны
Голодный мор и ужасы чумы.
И вал морской вскипел от
колебаний,
И норд сверкал, и двигались
смерчи,
И родились на ниве
состязаний
Фанатики, герои, палачи.
И жизни лик подёрнулся
гримасой:
Метался компас – буйствовал
народ,
А над землёй и над людскою
массой
Свершало Солнце свой
законный ход.
О, ты, узревший солнечные
пятна
С великолепной дерзостью
своей –
Не ведал ты, как будут мне
понятны
И близки твои скорби,
Галилей!
1921
Неустанно
поддерживающий Чижевского Константин Эдуардович натерпелся от гонителей в
учёной среде и просто издевательств со стороны невежественных обывателей за
свою долгую жизнь ещё больше и очень хорошо понимал тяжесть такого положения.
Чижевскому
удалось заявить о себе в научном мире, но его оригинальные выводы,
подтверждённые массой фактов, никак не учитывались. Опыты по аэроионизации
попытался путём интриг присвоить профессор Ветчинкин, что ему в то время
частично удалось. Более того, он стал утверждать, что лечебно-профилактическое действие
оказывают ионы с положительным зарядом, в то время как Чижевский доказывал
своими опытами противоположное. Итогом можно считать фактическое забвение этого
открытия Чижевского до 90-х годов ХХ века.
Чижевский был
упрям и считал, что наука – дело всеобщее, поэтому упорно пытался пробить
издание своих крупных рукописей: «Гелиотараксия», «Земля в объятиях Солнца»...
Почти все они были отклонены. Отношения со многими представителями научного
мира безнадёжно испорчены. Горькая язвительность мастера, понимающего своё
одиночество в мире лжи, зависти и фальши, была боевой; он не молчал в ответ на
огульные обвинения. Позже сам признавался, что нервное напряжение было столь
велико, что только лечение отрицательными ионами помогало не впасть в
разрушительную депрессию или даже сойти с ума.
Но не только
учёным был этот человек, не только наука его занимала. Чижевский был поэтом,
чью поэтическую безупречность отмечали такие признанные и такие разные мастера
слова, как А. Н. Толстой, Флоренский, Брюсов, Маяковский, Волошин… Впервые
после Державина, Фета и Тютчева поэзия наполняется космически философским
содержанием, полным ясности мысли практического учёного-диалектика. Писал он и
дивные лирические стихи о природе и родине, сейчас превращённые энтузиастами в
чарующе-притягательные песни:
Нависли тучки
над листвою;
Повсюду
сладкий аромат;
Как душно мне
перед грозою!
Как молчаливо
дремлет сад!
Здесь всё так
томно, так уютно!
Цветки
склонились головой
И ждут, пока
их дождь минутный
Овеет влагой
золотой.
А вот уж в
дальней роще, там,
Где посреди
берёз и сосен
Весь день не
молкнет птичий гам,
Что так
шумлив, многоголосен, –
Вдруг
зашуршало по листве…
И ближе,
ближе и скорее
Закапал
дождик по аллее,
По непокрытой
голове…
Чрезвычайно
интересен его самобытный взгляд на поэзию, развитый в трактате «Академия
поэзии», где он обосновывал необходимость создания специального учебного
учреждения, своего рода храма поэзии, подобно тому, как существуют храмы науки
– университеты.
«Сделать человека человеком – вот всепоглощающая
цель искусства».
«Истинное искусство всегда нравственно».
«Поэзия есть постигнутая истина, а нет религии –
выше истины».
«Выразить мимолётное чувство в нескольких словах и
дать полную картину переживания, могущего направить наш дух в область
космических волн и приобщить его к жизни вселенной – вот задача поэтического
творчества».
Был Чижевский
и хорошим художником-пейзажистом.
В 1942 году
профессор Чижевский после третьего витка наветов был-таки репрессирован и до
1950 года находился в заключении. В лагере учёный проявил редкое мужество в
отстаивании достоинства. Силу его духа не могло сломить ничто, а поставил он
себя так, что вызвал огромное уважение заключённых и опаску начальства. Яркий
пример: все заключенные носили на фуражке, спине и коленях нашитые номера.
Чижевский категорически протестовал против превращения человека в номер и ни
разу не нашил себе его, несмотря на карцеры, избиения и издевательства
уголовников. Начальство было вынуждено признать его протест. Сам начальник лагеря
считался с волей Чижевского. Учёный получил возможность заниматься в лагере
научной работой и – беспрецедентный факт – отбыв свой срок заключения,
добровольно остался на месяц, чтобы закончить научную работу по
электрогемодинамике.
В 1950 году он был сослан в Караганду. Но и там продолжал работу. Многим больным в Карагандинской областной больнице при заживлении ран оказали помощь сеансы аэроионотерапии.
Спустя 8 лет
Чижевский возвращается в Москву, где до последних дней жизни борется за
внедрение аэроионизации в жизнь. Ушёл из жизни он в 1964 году.
Александр
Леонидович Чижевский. Оригинальный историк, синтезировавший историю с
астрономией, основоположник космической биологии и медицины, аэроионологии,
создатель математической теории электродинамики крови, талантливый
изобретатель. Создал 500 научных трудов, стал действительным и почетным членом
30 академий, университетов и научных обществ разных стран мира. В 1939 году его
выдвигали кандидатом на Нобелевскую премию. Интересный художник и выдающийся
поэт.
На
международном конгрессе биофизиков в Нью-Йорке в 1939 году Чижевского назвали
"Леонардо да Винчи XX века"…
Жить гению в
цепях не надлежит,
Великое
равняется свободе,
И движется
вне граней и орбит,
Не подчиняясь
людям, ни природе.
Великое без
Солнца не цветёт:
Происходя от
солнечных истоков,
Живой огонь
снопом из груди бьёт
Мыслителей,
художников, пророков.
Без воздуха и
смертному не жить,
А гению
бывает мало неба:
Он целый мир
готов в себя вместить,
Он, сын
Земли, причастный к силе Феба.
1. Чижевский А. Л. На берегу Вселенной. Годы дружбы с Циолковским. Воспоминания. - М., 1995.
2. Чижевский А. Л. Космический пульс жизни. Земля в объятиях Солнца. Гелиотараксия. - М., 1995.
2007 г.