Из письма В.И.Дмитревскому о книге "Через горы времени". Москва, 29.03.61.
- Капитан сверхдальнего плавания. - Екатеринбург, издатель Возякова Т.И., 2001.

Интереснее показать, что семья-то была самая что ни на есть обыкновенно мещанская, с жестоким деспотизмом отца, как это принято у староверов, внутренне глубочайше некультурная. Единственное, что пошло, вероятно, на пользу будущему — это кондовая, истинно русская сила, здоровье и самородковые блестящие способности отца, как-то унаследованные сыном. В чем же проявилось будущее дарование в нем, самом обычном ребенке, даже особенной крепостью с детства не отличавшимся (я сам развил свои врожденные данные, когда подрос, путем многолетних занятий гимнастикой, спортом)... В те годы только в гигантской памяти, схватывающей все, что как-то привлекало внимание, в том, что рано обучился читать (с 4-х лет) вот и все. Еще интересным может быть сильнейшее пристрастие к книгам о путешествиях, к тяжелым предметам (особенная страсть к залитым свинцом часовым гирям, к медным ступкам и утюгам), которыми я любил часами играть, также к самым разным минералам, но преимущественно - к кристаллам. Вот и все. Надо было бы сказать, что только потому, что эта кондовая семья распалась, мои способности смогли пойти туда, где мне самому хотелось их применить. Революция была так же и моим освобождением от мещанства, которое могло бы наложить на меня серьезный отпечаток.

Про себя в 16 - между ними (учеными. - прим. ред.) путается совсем еще незначительная, ничего не знающая щенячья личность, у которой они все же видят основное — стремление к науке по любви, без всякого расчета. Впрочем, надо отметить, что в те годы идти в науку не представляло никакого расчета (иначе наша молодежь не поймет) - это был путь бедности, второстепенного места в жизни в сопровождении нескончаемого труда, но и в то же время путь широкого и свободного удовлетворения жажды знаний. Может быть, слабо оттенено охватившее всю молодую интеллигенцию того времени стремление к участию в размахе освоения страны, пятилеток, открывания нового повсюду, в том числе и в Сибири...

...Африка для меня — страна первобытности, кусок древнего мира, островок... среди нашей цивилизации, где и живой мир, и растения, и люди хранят в себе черты далекого прошлого планеты. Все усиливающийся с годами интерес к истории постепенно менял планы, в каких представлялась Африка - от наивно романтического интереса к Черному материку до глубокого стремления познать и ощутить прошлое всесторонне, посредством пейзажей, животных, растений и наконец людей Африки; как ключей к воссозданию ретроспективы по живой картине ушедшего мира...

...Возможно, не стоит все объяснять до конца и все слишком объективизировать, иначе утрачивается самобытность индивидуальности. Я, например, сам считаю одним из своих хороших свойств — достаточный запас энергии и смелости, чтобы проламываться по своему собственному пути, никогда не следуя проторенным путем. Пожалуй, это, плюс еще доброе моральное отношение к человекам, вещам и явлениям вообще, плюс еще многообразие фактов, захватываемых и приводимых в действие в моих произведениях.

Кроме того, я всегда побаиваюсь, если показывается слишком много "души" описываемого объекта, памятуя известное четверостишие... Сущность "Лезвия..." - в попытке написания научно-фантастической (точнее научно-художественной) повести на тему современных научных взглядов на биологию, психофизиологию и психологию человека и проистекающие отсюда обоснования этики и эстетики для нового общества и новой морали. Идейная основа — внутри самого человека, каков он есть в настоящее время, а не в каком-то отдаленном будущем, есть нераскрытые могучие силы, пробуждение которых путем соответствующего воспитания и тренировки приведет к высокой духовной силе, о какой мы мечтаем лишь для людей отдаленного коммунистического завтра. Призыв искать прекрасное будущее не только в космическом завтра, но здесь, сейчас для всех — цель написания повести...